| Радости и заботы «безпечального» игумена Алипия |
|
Отец Алипий, я помню – это было добрых 10 лет назад – Вы приезжали и читали нам лекции по иконописи. Они были потрясающе интересными. Увидев Вас сегодня на богослужении, я загорелась желанием поговорить и, наконец, познакомиться с Вами. Расскажите о себе. Я родился в городе Горно-Алтайске 1 марта 1969 года. Мой отец был рабочим на заводе, а мама преподавала в пединституте. По инициативе дедушки, который прожил 100 лет и был самым лучшим моим другом и сотаинником, с 6 лет меня отдали в детскую художественную школу.С этого времени я и окунулся в мир изобразительного искусства.
А были предпосылки к православию? Нет. Это произошло гораздо позже. В период обучения в Московской средней художественной школе с 1981 по 1987 год мы часто ходили на пленэр, писали храмы, монастыри. Наша школа находилась в самом центре города, напротив Третьяковской Галереи, и потому храмы Замоскворечья имели для для нас, начинающих художников, особую притягательную силу. Излюбленными местами были такие монастыри, как Донской, Новодевичий; Московский Кремль, Коломенское. Храмы – это же очень красиво. Но призыв Божий произошел в 1988 году, когда я проходил срочную службу в рядах Советской армии. Было явление Господа, образ Человека на Кресте...Даже не образ, а живой, скорее, живущий на Кресте Человек. Я, разумеется, ничего не понял, да и не способен был...Но любящий взгляд и притягательная сила этого Человека на Кресте оставили глубокое впечатление, скорее, даже потрясение, так как коснулись и оставили глубокий след в самой душе... Понимание произошедшего стало приходить уже после того, как я принял Святое Крещение. Ну а "расставил" всё на свои места духовник Афонского Пантелеимонова монастыря, когда я исповедовался перед диаконской хиротонией. Он сказал: «Господь призвал..». А в православие меня привели Елизавета Федоровна и Царь-батюшка Николай. Святая преподобномученица Елизавета – моя покровительница, я в этом уверен. Во время обучения в художественной школе я жил неподалеку от Марфо-Мариинской обители, которую она основала. Там была поликлиника, и в ее покоях, в ее кабинете мы проходили обследование, нас там лечили. И потом, когда я обучался в Иконописной школе в Троице-Сергиевой лавре, я часто посещал Марфо-Мариинскую обитель, совершал там службу. Первое житие, которое я прочитал, было её, Елизаветы Федоровны. Моя одноклассница по московской школе прислала мне ее житие в рукописном варианте. Тогда ещё она была прославлена только Зарубежной Церковью. А в армии, в самом "сердце" Чапаевской дивизии, в оформительской мастерской у меня над рабочим местом висел потрет Царя-батюшки. Однажды в мастерскую "влетел" начальник политотдела, подошел, увидел этот портрет и сказал только: «О, Царь!». И ничего, и больше вопросов не было. Царь ведь! Этот портрет и сейчас со мной.
Царь-батюшка Николай - мой покровитель и наставник. Если говорить о 25-летнем периоде моей жизни в Тобольске и что я там приобрел, то это открытие для себя Царской семьи. И, можно даже сказать, что здесь уже Царь-мученик Николай меня просто вёл. Было явление, вразумление, были жизненно-важные советы, которые в тех условиях никто не мог дать. А время показало, что именно так и надо было поступить, такое именно решение принять. Пришлось даже записать то, что он сказал. Когда было явление? Под утро. Это был такой явный сон, я принимал участие в диалоге, волновался...Мне, как я тогда понимал, надо было быть просто сопровождающим. Ну а я решил воспользоваться случаем и задать важные для себя вопросы, даже решить какие-то проблемы. Сначала всё думал, как лучше обратиться, как спросить, а Царь-Батюшка мне уже отвечает. Мы шли, он что-то показывал, рассказывал.
А когда Вы пришли к тому, что надо принять монашество? Мы ведь люди воспитания 70-х, 80-х годов. Был принцип: «если не я, то кто же?». И потом….призвание. То есть вот это внутреннее устроение и призвание. А можно в монастырь уйти по размышлении или человека влечет какая-то сила? У каждого свой путь. Я жил и трудился два месяца в Гефсиманском монастыре в Иерусалиме, как раз где и почивают святые мощи Великой княгини Елисаветы. Игуменья обители рассказала как-то, что в этом монастыре сестры из самых разных стран, разных национальностей. Все они очень разные, у всех свой путь в монашество и даже разное у всех понимание иноческой жизни...Вот так-то!
Или вот, к примеру, Абалакский монастырь, я там жил 2 года. У каждого насельника свой индивидуальный путь и своё понимание. Вот она - свобода совести! А что главное в монашестве? Что объединяет? Что главное в христианстве, то и в монашестве...Оно является сверстником и спутником нашей непорочной православной веры. Монашеская жизнь берёт своё начало в подвигах отшельников и пустынников. Её корни уходят в глубину веков, к древнейшим аскетам, которые жили в их же родных городах со времён апостолов. Цель монахов и монастырей не что, а Кто. Христос и объединяет всех. А сомнения, печали – они бывают? Имя Алипий переводится «Безпечальный». Я не знаю, что такое печаль (смеется). И слез совсем не бывает? И взор не туманится? Почему не туманится? (улыбается) Когда вызывают в епархиальное управление и когда я общаюсь со СМИ –печаль и нападает; и во мраке туманится всё ... . А скажите, когда перед Вашим внутренним взором встали не портреты, а иконы. Когда Вы написали первую икону? Когда я пришел из армии, крестился, стал ходить в храм. Ну, а раз я художник, то ко мне стали обращаться с просьбами подновить, отреставрировать ...Первую икону написал маме в подарок.То была Владимирская икона Богородицы. Может, не все правильно, не все хорошо, да и писал масляными красками. Но с каким прекрасным чувством! Потом, когда поступил в семинарию, написал икону «Сошествие во ад». Позаимствовал "лишнюю" доску из штакетника, загрунтовал клеем ПВА, написал, но… пришлось ее подарить. Жалко было? Ну, не знаю, наверное. Я ведь себе писал, чтобы молиться. Но надо, значит, надо.. Вы сказали, что писали масляными красками. А это нельзя делать никогда? Нет, почему? Можно написать и маслом. В XIX веке иконы писали масляными красками. Но они недолговечны. Есть проверенная веками техника – яичная темпера. Бывает так, что доска развалилась, левкас разрушился, а живопись держится. Она каменеет со временем. А помните историю, когда мама одной ученицы школы иконописи приехала и увидела картину…? а-да! Однажды в иконописную школу Троице-Сергиевой лавры Великим постом приехала мама повидать свою дочь. Пришла в мастерскую и увидела под столом бутылки из под водки, вина, пива, яичную скорлупу в великом множестве!! Она пришла в ужас: куда я отдала свою дочь, что происходит? А зачем была водка, пиво? Пиво вываривается, делается сусло и используется для наложения золота после написания иконы, уже на живопись. Водку добавляют в клей, наносят на левкас по готовому рисунку и кладут, наклеивают на поверхность иконной доски сусальное золото. Вино, как консервант для изготовления эмульсии. Его смешивают с яичным желтком один к одному. Главное, чтобы в вине не было сахара. Был такой случай. Я отправил воспитанниц иконописной школы по магазинам, чтобы они купили необходимое нам вино. Принесли по одному экземпляру для выбора лучшего. Я поставил стакан, в него наливали по чуть-чуть из каждой бутылки, чтобы определить процент сахара, ведь на этикетке можно написать что угодно. В этот момент без стука в кабинет зашел недавно принятый на работу вахтёр. Видит – сидит батюшка, сестры в платочках, на столе стоят открытые бутылки вина, один на всех стакан, который ходит по кругу…и даже никакой пищи на столе...Я его потом спросил:как, мол, ты? Последовал ответ с пониманием: «Да чо ж,нормально!» Все же пришлось объяснять, расшифровывать. Долго смеялись. Потом мы от вина отказались, стали использовать уксус. Но когда школа разрослась , и постоянно приходили разные люди на экскурсии, то я заставлял студентов переливать содержимое такой вот продукции в отдельные нейтральные сосуды. Скажите, а как Вы появились в Тобольске? После армии я поехал домой поездом. Еду и чувствую себя героем: 730 дней в сапогах, дембель, ну и все таком духе. В Тюмени в моём купе появились две бабушки в платочках. Они крестятся, молятся. Завязался разговор, они меня и спрашивают – «А ты крещеный?» - «Не знаю…». «А исповедовался, причащался когда-нибудь?» - «Не знаю, не знаю». Так весь мой героизм куда-то улетучился.. Оказалось, бедолага ехал, а не герой? Ну да, мне дали понять мою неполноценность. А потом говорят: «Не все потеряно, в Тобольске открылась Школа дьяконов, вот поезжай туда, там таких, как ты, принимают». Я не знал, кто такие дьяконы, но этот совет я запомнил. Я приехал домой, поступил в институт на худграф (художественно-графический факультет педагогического института). И так случилось, что из этого института я уехал прямо в эту Школу дьяконов. И, кстати, вот, что касается монашества. У нас на курсе были одни девочки, и, понятно, какие у всех планы на ближайшее будущее... всем надо было замуж выходить. Они баловались астрологией, гадали, однажды вычислили, что день такой-то будет са-а-амым неблагоприятным. Так вот в этот самый «неблагоприятный день» я пошел на вокзал, купил билет и уехал на разведку в Тобольск в эту самую Школу дьяконов – так ее назвали бабушки в поезде. Это была Тобольская духовная семинария.
Да Вы, батенька, бунтарь! Все решить в один день… Вот я приехал, первая встреча была у меня с отцом Максимом (Дмитриевым), потом встретился с Владыкой, получил его благословение. Ребята в семинарии были самые разные. Потом окунулся в епархиальную жизнь, познакомился с многими людьми. Так началась моя тобольская история. По приезде в Тобольск я сразу начал рисовать. Появилась мастерская – работы было очень много. Не было ведь ни принтеров, ни ксероксов, как сейчас. По окончании семинарии я преподавал , был и.о. благочинного в Абалакском монастыре, а потом поехал поступать в иконописную школу в Троице-Сергиеву лавру. Меня приняли сразу на второй курс, а преподавателем был мой приятель детства, с которым мы вместе учились в московской художественной школе и жили в одном интернате, в одной комнате. А правда, что икона, иконописание – это профессия в строгом смысле этого слова? Это вообще образ жизни. Икона заставляет жить чуть-чуть не так, как, может, тебе хотелось бы. Иконописец зависит от иконы. Ее нельзя писать набегами. Перед написанием иконы надо молитвенно настроиться, подготовить краски, материалы. Если краска старая, она потеряет свойства, на иконе могут появиться кракелюры*, прожухи. Поэтому икона и диктует свои правила жизни. Надо настроиться и работать, и только этим заниматься.
Вообще в идеале иконы надо бы писать в монастырях, где люди освобождены от мирских забот. Например, Алипий и Григорий, иконописцы Печерские, Андрей Рублев. Дионисий, правда, не был монахом, но работал с сыновьями в...монастырях. В любом случае, надо быть членом церкви, жить в церкви. А сейчас иконописцы, к сожалению, не востребованы в жизни церковной. Почему Вы так думаете? А так сложилось. Иконы нужны. А иконописцы нет. Где ты живешь, какие у тебя условия, чем ты питаешься, в чём нуждаешься – мало кому интересно. Мне бы очень хотелось при монастыре открыть мастерскую, где бы работали иконописцы.В любом случае, иконописная мастерская должна быть при епархии, при монастыре, при храме. Нужны достойные условия проживания, условия работы, нужны материалы, краски. Необходимы курсы повышения квалификации, надо ездить, учиться. Надо заботиться об иконописцах, об их комфорте, о том, где они живут и как живут. Они должны быть востребованы и уважаемы. Ведь икона дается большой ценой. И об этом мало кто задумывается. Вам, как иконописцу с огромным опытом, иногда приходится видеть нарушения в уже написанных иконах, росписях храмов? Бывает. Приведу пример. После того, как в Тобольске расписали кафедральный собор, я, заходя туда, ни разу не поднимал глаза, не смотрел, хотя мне говорят, что все очень красиво и замечательно! А я не смотрю. Когда меня спрашивают, почему, я отвечаю: «чтоб не травмировать сердце». В наше время какие-то умные люди, а их развелось много, требуют всё делать очень быстро. Хотя, как можно быстро написать икону или расписать храм? Как можно выносить ребенка за три месяца, а не за девять? Однажды я спросил у одного известного мастера монументальной живописи, священно-инока, насельника монастыря, как он поступает в такой ситуации, что говорит, когда его торопят? Он ответил примерно так: «Когда меня просят расписать храм за год, я говорю –если вы мне прочитаете 20 молитв Отче наш за одну минуту, я вам распишу храм за полгода!». А я отвечаю так : отслужите Литургию за 15 минут, и я распишу вам храм к любому сроку. Как-то мы написали икону священномученика Гермогена, как образец, чтобы в Софрино напечатали и распространяли. Я попросил Владыку – можно ли как-нибудь сделать так, чтобы софринские умельцы икону не испортили, чтобы не было лишних орнаментов, блесток, мишуры? Нет, они «украсили» икону так, что смотреть невозможно. Зачем нужны эти блестки, веточки, украшения? Иконописец создает образ совершенный, завершенный. Он уже все в нее вложил, все, что нужно, сделал. А все эти орнаменты – это безвкусица. Такая же беда постигла икону святителя Филофея Тобольского. Это боль души. Как -то мы поехали туда с начальницей Марфо -Мариинской обители заказывать мощевик для частицы мощей Великой Княгини Елисаветы, и я попросил мастера заменить рисунок фона, сделать другой орнамент. Последовал такой ответ: заменить нельзя, можно только направить в другую сторону. А если присмотреться повнимательней, то эти чешуйки можно увидеть и в украшении общественных уборных, да где угодно! А сколько времени требуется для написания одной отдельно взятой иконы? Всякое бывает. Можно написать за один день, а, может, и года не хватить. Вот я служил в танковых войсках, там перед стрельбами готовили танки по полдня. Полдня! А стрельбы длились минут пятнадцать. Так и тут. Иконописец готовит рабочее место долго, целый день. Когда все готово, можно и быстро управиться. А если к работе не подготовился, поспешил. И вдруг какая-то красочка закончилась? Это надо опять растирать пигмент, готовить эмульсию, потом творить в деревянной плошке ее в течение 15 минут. Это ведь не «Доширак», который залил кипятком – и готово. Вот даже мастера говорят: «всякий раз, когда я накладываю ассист, я делаю это как в первый раз». Всё важно – какое сусло, какая температура в комнате – жарко, сухо, холодно, сыро, какой хлеб, какого он качества, а вдруг в нем какие-то добавки, отруби. А если в комнате сухо, его постоянно надо катать, смачивать, чтобы он был мягким.
Хлеб? Да, мякишем хлеба прикасаются к листику золота, которое прилепляется к черному мякишу, а потом уже переносят на икону. Важно также, какой желток. Вот в Иерусалиме делали эмульсию из яиц "местного производства"– это невозможно! Было даже желание заказать десяток в России, для эмульсии! Совсем не то, что от тех кур, которые бродят по двору иконописной школы и питаются с семинарского стола. Пробовали из гусиного яйца – не то! Надо, чтобы было наше? Нет, качественное, проверенное. Вот есть такое понятие – любимая кисточка. Ты ей пользуешься уже лет десять, на ней два волоска осталось. Одна ворсинка влево, другая – вправо. Все смотрят на тебя, как на ненормального, а ты ей пишешь – и все. Как у Паганини – подпилили завистники перед выступлением у него все струны, все лопнули во время концерта, а одна осталась. И он сыграл. Так и тут. От кисточки осталось одно название, но ты её знаешь, и она тебя слушается, и ею удается писать. Казалось бы, есть на складе новая кисть – качественная, хорошая, а ты пишешь старой, потому что привык, потому что любимая. А без нее ничего не получится. Или вот еще пример. Пригласили меня студенты в этом году на выпускной вечер на берег Иртыша – приготовили кушанья, всю ночь на гитаре играли. Слова песен странные, мелодии незнакомые... С полуночи до 2-х ночи ходил вокруг костра, читал на память молитвы вечерние, утренние, а потом пошел этюд писать. Накануне мне прислали из Швеции французские краски, и вот я решил ими поработать. Как потом выяснилось, названия на упаковке не соответствуют тому, что внутри тюбика. Разбирался ночью с фонариком «методом тыка» , потом в мастерской мучился. Цвета яркие, насыщенные, да и сохнут долго. Привык писать нашими, отечественными: Подольскими , Питерскими красками, которые знакомы. Но ко всему можно приспособиться, перестроиться. Вот такие истории.
Ну что ж, давайте перенесемся в сегодняшний и завтрашний день. Вам предстоит путь в Свято-Троицкий Кондинский восстанавливающийся монастырь, где вы будете наместником. Там уже есть братия? Пока нет. Там есть иеродиакон, которого прислали из Тюмени на 2 года из Троицкого монастыря в командировку, и пока больше никого. А откуда появится братия монастыря? Как будете набирать? Пример приведу. Митрополит Алма-Атинский Иосиф говорил: «Мой секретарь епархиального управления – святой праведный Симеон Верхотурский»!!. У него на рабочем столе была икона св. Симеона Верхотурского. Он складывал все важные и сложные документы в стопочку, сверху полагал икону св. Симеона и молился: «Отче Симеоне, наведи порядок, разбери все, управь, разреши». И все проблемы решались! Митроплит Иосиф писал, что все всегда получалось, даже самые серьезные ситуации разрешались, и, когда тот или иной священник уезжал из епархии, то он говорил: «Жду, когда Господь пошлет доброго пастыря». Все в руках Божиих. Господь пришлёт кого надо и когда надо. Ваш приезд в Югорскую епархию был инициативой Владыки Фотия. А как Вы с ним встретились? Так мы с ним и не расставались. Когда Владыка уехал из Тобольска, мы созванивались, поздравляли друг друга с праздниками, с Днем Ангела. В Тобольске мы с ним жили на одном этаже, в одном здании, он был инспектором семинарии, а я заведующим иконописной школы. Мы вместе совершали это поприще. Я его поздравил с епископской хиротонией, Он спросил, чем я занимаюсь. Я рассказал, что живу в монастыре, преподаю в иконописной школе,пишу иконы, по утрам бегаю, развёл на территории хозяйство, держу голубей. А он и пригласил меня сюда. Я не сразу согласился, сначала приехал на разведку, всё взвесил. Написал прошение на переход в другую епархию, и только через четыре месяца меня отпустили. Тут большое значение имеет сама личность Владыки Фотия. Этим все сказано. Я его очень хорошо знаю, поэтому - какие тревоги? Какова эта личность – Владыки Фотия? Когда я сообщил своей маме, что поступило предложение переехать в другую епархию, она запереживала: как, да что? Север, холод, вечная мерзлота, медведи, отсутствие кислорода...А потом, кто такой владыка Фотий? И я ей тогда сказал: мама, это тот самый батюшка, который сказал как-то, что письма матери надо сохранять как святыню, складывать в стопочку и беречь их всю жизнь .Всё, у мамы вопросов больше не было. Да, я тоже поняла...
И каким Вы нашли Свято-Троицкий монастырь?
Как такового монастыря нет, нет даже монастырской ограды. Корпуса, где мы живем – это здания бывшего детского садика.. Один корпус я решил заморозить до весны ,т.к. он большой, крыша дырявая, полы провалены. Он не приспособлен для жилья. Живем в другом корпусе меньшего размера. Есть храм, отреставрированный, мраморные полы, штукатурка, все блестит. Только вот кирпичная кладка... Кирпич клали зимой, не знаю, насколько это все долговечно..На моих глазах восстанавливали здание иконописной школы в Тобольске и тоже зимой. Сейчас всё разваливается. Печально. Ох, сколько предстоит дел! Строить, восстанавливать, хозяйство заводить… Пока наша программа-минимум, наша задача – дожить до весны. Не хочется утруждать тех людей, которым предстоит производить по весне раскопки и искать этого отца «Олимпия» (так меня иногда называют) под завалами льда и снега. А потом вдруг выяснится, что он был...не один! Так вот, чтобы не оказаться Октябрьскими Помпейцами, наша задача - встретить весну 16-го года!
А вы, кому надо выжить – это кто? Я, собака, кот, голуби. Вы голубей с собой привезли? Да,60 штук. Сейчас приехал иеродиакон. Пока нас двое. А скоро приедет основная группа иконописцев. Они уже на лыжне и должны в скором времени подойти. И иконы, иконопись как-то меняются в новых временах? Икона – это портрет духовного состояния нашего общества. Иконописец закончил школу, получил навыки, знает правила, а ему говорят – нам такие иконы не нужны - и диктуют свои условия. Это несомненно накладывает негативный отпечаток и на исполнителя, и на его работу. Поэтому о вкусах спорить не надо, а надо их прививать, корректировать . Объяснять, приобщать, воспитывать. И этим приходится заниматься современным иконописцам. Да и они сами не с неба спускаются на парашютах, их самих надо взращивать, готовить. Студентам семинарии я говорил так: братья, перед вами на экране шедевр Византийского искусства. А кто-то вдруг шёпотом : оооой, какая страшная икона! Тогда я говорю: братья, тем, кто считает, что эта икона страшная, ставлю двойку в журнал. Такие студенты отстраняются от занятий, лишаются всех выплат во втором полугодии, отправляются в экономскую службу на послушания, а в дальнейшем решается вопрос о целесообразности их пребывании в семинарии. Тогда они говорят – о, да, это шедевр! Так приходится корректировать вкусы и оценки (улыбается).Но самое интересное потом: спустя какое-то время ко мне подходят уже маститые батюшки с докладом, что всё здорово! За короткий срок приобрели понимание канонической иконы, что помогло потом на приходе.А тем более, если и жена- выпускница иконописной школы и добрый подсказчик... Икона всегда является иллюстрацией нашего состояния. Всегда. Сейчас, например, живоподобные иконы пользуются спросом даже большим, чем канонические иконы. Люди хотят видеть таких святых, которых встречают в зазеркалье или на экране телевизора.. Они хотят, чтобы святые были к ним ближе, снизошли до их состояний, ибо себя грешниками не считают. А. чтобы оторваться от земли, отказаться от чего-то земного ради небесного – это сверх сил. Да и зачем? Вот и ещё пример повреждённости нашего естества и вкуса: сникерс, доширак, гамбургеры... А дай кому, например, печеную картошку, кожура которой укрепляет мышцу сердца. Или попробуй предложить отвар из лекарственных трав вместо этих пакетиков, который почему-то называют чаем? Молодые люди даже не знают вкус настоящего коровьего молока, считают, что как раз настоящее-то и находится на прилавках магазинов. Я вот езжу на Алтай, собираю травы, сушу их. А сейчас даже и лечусь ими. Отец Алипий, Вы сейчас едете в монастырь. А как к вам добраться, если вдруг соберутся паломники? Путь к нам непростой. Поездом или автобусом до Приобья, а до Октябрьского зимой по льду, либо на вертолете. Летом на барже, либо как-то ещё. Сложно, конечно. Я лично добираюсь каким-то чудом, сам даже не знаю как... И вот при всем при этом Вы все еще оправдываете свое имя Алипий – Безпечальный? Ну что ж, ждите в ваше святое место паломников, они ведь могут приносить какие-то доходы, оказывать помощь. Хотя, дорога все же к вам очень непростая. Я понимаю, что паломников будет немного или совсем не будет. И я не знаю, будут ли вообще прихожане в Свято-Троицком монастыре. Паломники приезжают помолиться,приобщиться святыни. Бог ведь не бревнах, а в ребрах. Монастырь – это ведь знаете что…. Это люди, которых вокруг себя собирает, духоносный старец- аскет, у которого Бог в ребрах – «Царство Божие внутрь Вас есть», вот это и привлекает, и не надо ничего рассказывать, доказывать... Вот, например, когда мы были в 1993 году у старца Паисия Афонского в гостях, меня переполняло одно чувство – быть рядом, сидеть у ног - и всё. Даже пусть он по-гречески говорит, и я не понимаю,- не важно. Быть – и всё. Тут у ног Благодать, Фаворский, нетварный, Божественный свет. Быть – и всё. Вот таких старцев-то нету. Да, у меня есть святыни, которые я собирал специально многие годы. В ближайшее время планирую сделать мощевик. Как Бог даст. Ну что ж, я могу только пожелать Вам, чтобы Господь Вас не оставил, чтобы процветал ваш монастырь… Нет, не надо чтобы процветал. У меня очень много примеров, когда целью насельников, насельниц становится как раз это процветание. И когда она достигнута, то падение этого «здания» бывает великое. А беда-то вся в том, что не туда смотрели, не тот ориентир выбрали. Храм нашей обители посвящён Пресвятой Троице! Вот цель нашего бытия, вот надёжное основание! Один старец сказал:"поставь первое на первое место, а всё остальное займёт своё место". Я благодарю Вас за нашу встречу, что Вы посвятили свое время нашему долгому разговору. Помощи Вам Божией во всех Ваших трудах!
|
