Интервью Регент архиерейского хора Югорской епархии Елена ШИБАЕВА: «Господь при рождении дает нам все необходимые инструменты, и музыкальный слух есть у каждого!»
| Регент архиерейского хора Югорской епархии Елена ШИБАЕВА: «Господь при рождении дает нам все необходимые инструменты, и музыкальный слух есть у каждого!» |
|
Елена Богдановна, вы и ваш архиерейский хор буквально ворвались в город Югорск, в наш храм, где уже звучало великолепное церковное пение. Сразу появился какой-то особенный звук, храм наполнился чем-то большим, ярким, торжественным. Сейчас количество людей на архиерейской службе говорит само за себя, и все это не без участия хора под вашим управлением. О вас говорят, вас и ваш хор с удовольствием слушают, поэтому нам хочется с вами познакомиться. Я родилась в городе Шелехове, это возле Иркутска, такой же маленький промышленный городок, как Югорск. Может, поэтому Югорск лег мне на сердце, как только мы приехали и вышли из поезда. У меня была очень верующая бабушка, она пела всю жизнь в церковном хоре. А ее родной дядька Димитрий был регентом в диаконском сане, причем он был уникальным регентом с очень интересной историей. Он был сельским головой, и у него был самый красивый и сильный в селе голос. А когда умер старый дьякон, стали выбирать дьякона на сельском собрании – тогда дьякона выбирало все село. И все сразу постановили – «будет только Митро!» (от имени Димитрий). Тогда он пошел, сдал партбилет, стал дьяконом и регентом. И начал собирать песнопения, напевы, чтобы хор звучал прекрасно. Бабушка говорила, что так хор никогда не звучал, как при нем. И, когда хоронили мою бабушку, несмотря на то, что я переживала огромную трагедию от потери моего близкого человека, духовного моего светоча, я обратила внимание на то, как потрясающе звучал этот хор. Бабушка моя была человеком недосягаемой духовной высоты, и у меня с детства вера была, как говорят, впитана с молоком. Но путь в храм был достаточно долгим и непростым. Я пришла в храм в 25 лет. До этого было музыкальное образование, коллектив – детско-юношеский, концерты, овации, успех, мы гастролировали за границей, занимали первые места на конкурсах. У нас было имя, успех, о нас писали, нас снимали, мы участвовали во всех возможных фестивалях. Я в 25 лет уже давала мастер-классы на область. И, как ни странно это звучит, но весь этот успех меня мучил. Внутри у меня зародилось ощущение, что чего-то у меня в жизни нет, что-то идет не так. Меня мучило ощущение, что я не на месте, хотя все мне говорили, что я молодец, что все делаю отлично. А душа ныла… Да, душа-то у нас - христианка! Однажды я поделилась своими тревогами с одной своей приятельницей, ученой-этнографом, автором книг по этнографии. Оказалось, что она была православной воцерковленной прихожанкой храма. Она и подсказала мне верный путь. А уж когда я взяла в руки Евангелие, я нашла ответы на все свои вопросы. Так я пришла в храм. Так значит, опыт создания коллектива «с нуля» уже был? Да, мне как-то на это просто везет. А вам легко переезжать с места на место? Ой, нет, мне было очень тяжело уезжать, в частности, из Иркутска. Я очень любила свой хор, мы сроднились просто. Вот если бы прямо из Иркутска переехать в Югорск, это была бы огромная трагедия. Но за полтора года до Югорска, мой муж должен был уехать на работу за границу, и я должна была поехать с ним. Я тогда дала обещание Владыке Фотию - на тот момент архимандриту Фотию – что, если я вернусь, то буду работать только с ним в связке. Я работала с многими священниками, с многими хорами, были и радостные моменты, были и разочарования. А с Владыкой Фотием у нас сложились очень доверительные, прекрасные отношения. К тому же, он мой духовник – и я обещала ему, что, если вернусь, буду работать только с ним. Так и сложился этот, очередной переезд и очередные перемены. И вот наступил момент, когда Владыка пригласил меня поехать в новообразованную епархию и стать регентом в Югорске. Как Вы отреагировали? Когда на приходе узнали, что он уезжает, люди просто плакали. Нас, тех, кого пригласили уехать с Владыкой, потому что многие бы поехали с ним, если бы он позвал. Мы его всегда очень любили. Он был для нас безусловный авторитет. Я всегда наблюдала, как он умел поступать с людьми с истинно христианской любовью. Кроме того, я знала, как важно для него хорошее церковное пение. Ведь он сам изучал его на регентских курсах, его мама – схимонахиня – тоже пела в хоре. Поэтому и поехала, не задумываясь. Понимала, какое значение имеет хорошее церковное пение для епархии и архиерея.
И вот Югорск. Очередной ноль-цикл. Как все образовалось? Мы вышли из поезда, который привез нас в Югорск и увидели город. Шел снег, мерцали фонари. Мы ехали по улицам, и у меня было впечатление, что я еду по каким-то знакомым местам. А когда мы подъехали к храму, он просто поразил меня своей красотой. А с набором певчих в хор вообще случилась удивительная история. Мы не успели расклеить объявления, как прозвучали звонки. И к вечеру этого дня мы уже собрали нынешний костяк хора. У меня создалось впечатление, что люди ждали нас, нашего приглашения, они просто созрели для этого. И мы очень быстро нашли общий язык, спелись. Когда мы первый раз шли по церковному двору в храм, я шла впереди, а участники хора за мной, и я слышала, как кто-то из них говорил: «Представляете? Мы будем петь в архиерейском хоре в храме! Как это здорово!» . Вот какая получилась общая радость. Люди пришли очень профессиональные, поющие, способные на любой репертуар. Югорск оказался еще богат и талантами.
А есть у Вас какие-то предпочтения? Свои ноты, свои любимые произведения? Любимое произведение – всегда то, которое хочу взять в работу. У меня очень много мелодий в нотах и в голове, я многое собираю, мне Господь посылает иногда из таких мест, что я и не ожидаю. Впервые на клирос я попала тогда, когда и не было ничего. Никаких нот печатных, никакого интернета. Все передавалось из рук в руки, рукописные ноты, записанные прежними регентами или оставшиеся от старых времен. Я, когда поступила в Богословский институт в Москве, много обошла и объездила, чтобы найти самые разные ноты. Иногда приходилось записывать услышанное. Или переписывать ноты с услышанной на кассете мелодии. Мне однажды передали несколько коробок рукописных нот – самые «молодые» от 50-х годов. Они были очень старые, где-то затертые, заляпанные. Мне пришлось долго сидеть и переписывать их по нотке в нотную программу на компьютере. У меня теперь есть целая сокровищница , воплотить в жизнь которую у меня, наверное, не хватит жизни. У меня в голове столько мелодий, столько прекрасной музыки, что вряд ли я успею за жизнь все это спеть. А регент должен быть жестким? Я когда-то прошла такой этап, когда мне казалось, что надо быть снисходительной, но быстро поняла, что в хоре нельзя позволять расслабляться. Ведь у нас доля секунды – и сразу слышна фальшь, и хор «рассыпается». Нельзя никому ничего попускать, и себе в первую очередь. Если я заболею, то не позволяю себе никакой слабости. Хор – это мгновение, это секунда. И каждую секунду мы творим музыку. Я приверженец Московской школы – там главный принцип такой: музыка рождается вот сейчас. На одной службе я делаю в этом месте forte, а на другой службе мне внутренний голос подскажет сделать здесь piano, поэтому певчих я прошу всегда следить за моими руками, за моими жестами, глазами. Мы на репетициях учим ноты, а всю энергетику, весь посыл мы делаем прямо сейчас, прямо здесь, вживую.
Певческие курсы, которые начались 18-го октября – как родилась идея? Это была потребность. Мы проехали с Владыкой по всей епархии, посмотрели, послушали, обнаружилось, что во многих храмах епархии хоры находятся в плачевном состоянии. Ведь люди не все и не сразу, воцерковляясь, идут на исповедь, причастие, им важно зайти в храм, прижиться. А музыка очень им помогает. Людям нужно отрешиться от мирских проблем, забот, и уйти в горний мир. Еще свт. Иоанн Златоуст говорил: «Церковное пение помогает человеку молиться, помогает войти в Церковь». И после поездок Владыка озаботился этой проблемой. И мы решили учредить курсы. Сейчас курсы проходят для певчих. Скажите, а каждый человек может быть певчим? Я имею в виду вопрос музыкального слуха- он врожденный или его можно приобрести? Вы знаете, если человек рожден здоровым, то слух у него есть! Господь так устроил человека, что он рождается, и у него есть ручки, ножки, глазки, ушки и …музыкальный аппарат, слух. У любого человека есть слух, но может не быть координации между слухом и голосом. Но каждый человек слышит фальшь в пении. Может, он не может высказать, что не так. Но он слышит, что хор поет плохо. Каждый человек может сказать, фальшиво хор поет или правильно. И вот эту координацию между слухом и голосом можно наладить. Я убеждена в том, что каждого человека можно научить петь. Я изучала эти методики, владею ими, и обучала людей с такими проблемами. То есть понятия «абсолютный глухарь» не существует? Однозначно нет! Это психологический фактор! Примеров тут масса. Я даже могу рассказать историю одного иркутского регента. Когда-то его в юности привели к преподавателю вокала с консерваторским образованием. Педагог сказал – слуха нет, никаких вариантов, иди, гоняй в футбол! Прошло время, этот мальчик стал прекрасным певцом и регентом одного их иркутских хоров, а тот преподаватель поет у него в хоре! Вот такая история. То есть мы рождаемся прекрасными, со всеми надлежащими инструментами? Безусловно! А правда, что есть некое противостояние стилей церковного пения- «партес» и «знаменное»? Есть сторонники знаменного пения, которые утверждают, что партес пришел из Италии и нам не свойственен? Эти люди не очень хорошо знают историю церковного пения. Есть ранний партес 15, 16 века, то есть очень старый исторически, существовавший на Руси задолго до т.наз. «итальянщиков». А знаменное пение – это не для всех. Говорят, чтобы петь знаменно, надо жить знаменно. И, чтобы дать людям в церкви знаменный распев, надо их к этому приучать с детства, это другая атмосфера, там одно слово может распеваться в две нотных строки. Сейчас другие времена, люди воспитаны на европейской гармонии, на других распевах. А вот в монастыре знаменное пение вполне может быть, там человек отстраняется от всего суетного, никуда не торопится. Там оно может быть уместно. А, кстати, знаете ли вы, что когда-то , в самые первые времена, обиходов было три? Один – приходской, второй – монастырский, и был еще придворный обиход. Им пользовались наемные певчие- музыканты, хор Великой Константинопольской Церкви был многоголосным, торжественным, ярким. Стало быть, у нас в архиерейском хоре сейчас придворный обиход? Да, можно так сказать. У нас архиерейская служба, мы архиерейский хор, значит, праздничный. Поэтому и звучание у нас такое. А что дальше? Какова перспектива развития архиерейского хора? И надо ли ему развиваться? Конечно, надо! У меня есть задумки, о которых пока говорить не буду. Скажу только, что это не фестивали и конкурсы, а большая миссионерская работа. У меня есть опыт просветительской деятельности с помощью музыки, церковного пения. Когда люди не церковные слышат эту музыку, что-то в них происходит, забрасывается зёрнышко веры, иногда они преображаются на глазах. И у меня есть масса примеров этому. И если Господу угодны наши труды и Он благословит, то будущее у нас есть.
|
